Большая Тёрка / Мысли / Личная лента Diverso /
мое , Разное, мысли вслух
Последние полторы недели я провела в дали от интернета, моей любимой диаблочки и вообще привычного мира. Собрав минимум вещей и максимум хорошего настроения, я отправилась в добровольную ссылку за город. И вот там то мозг начал доставать из памяти, приятные и не очень, события моего детства и пытаться их анализировать.
Была у нас в кооперативе девочка, которая никогда не врала. Вообще никогда. Это не добавляло ей популярности среди других детей, т.к. никто не хотел общаться с девочкой, которая всегда рассказывала правду родителям. Не ябедничала, нет, но и секретов ей было не доверить, но зато взрослые говорили «какая <...> молодец, не обманывает, а ты врушка». И вроде бы все правильно. Сказал правду — хорошо, сказал неправду — плохо.
И вот ты живешь, придерживаясь этому простому и понятному правилу, все хорошо, как в один не очень прекрасный день, случается что‑н нехорошее. К примеру, из дома убегает любимый кот пожилой бабушки. И тогда мама говорит «давай мы бабушке не будем говорить, что Пушок убежал, бабушка старенькая, не нужно ее расстраивать». Так в жизнь ребенка входит такое понятие как «ложь во благо». Но. Ложь все равно остается ложью, схема ломается и становится с ног на голову. И выходит, что все разговоры о честности и ее важности чушь собачья. Просто это же так удобно, когда человек тебе не лжет. Отвечает открыто на все твои вопросы и ничего от тебя не утаивает.
Я вот обманываю постоянно. На работе, рядом со своими друзьями и родственниками, в интернетах. Ложь основательно пропитала мою жизнь и вряд ли когда‑н из нее уйдет. В этой жизни есть всего один единственный человек, которому я всегда говорю правду, с которым я на 100% искренна и открыта. И мне этого вполне достаточно. Но есть люди, которые даже с самим собой не могут быть честны, не говоря уже о другой живой душе. И вот это, мне кажется, очень печально.
ioana, кстати интересный вариант виртуального общения.
Давайте описывать «портрет» собеседника так, как он вам представляется!
Вы кажетесь мне худой, даже где‑то болезненно худой. Наверняка курите и, вполне возможно, не отказываете себе в удовольствии иногда и «травкой» побаловаться. Лет вам в пределах 30. Наверное даже чуть меньше. У вас либо творческая профессия (дизайнер, журналист и т.д.) Либо занимаетесь какой‑нибудь фигней, но считаете что ваша «творческость» не реализуется.
Diverso,
Diverso, печально то, что многие люди хотят и ждут от тебя лжи.
не лжет. Отвечает открыто на все твои вопросы
честность не обязывает отвечать на все вопросы.
Я вот обманываю постоянно.
эт ты зря. постоянно ловлю на этом многих. беда их в том, что они сами же и забывают что врали, и придумывают новую лож, а я всё помню и мне становится смешно).. а правда‑то одна.
Diverso,
есть поговорка,очень к теме подходящая
«Хочешь сказать правду‑будь готов к битве».
Поэтому и врут,что не готовы и готовиться не хотят.
Говорить правду‑это подвиг,это преодоление себя,это стойкость перед страхами,это презрение к житейскому материальному благу и вообще это большая духовная работа,чреватая духовным просветлением и опасная физическими страданиями.
Diverso, серьезную вы тему задали для обсуждений в этом несерьезном месте ))))
Если задуматься про то, что вообще такое «ложь»? А что такое «правда»?
Если человек — субъект и все его суждения субъективны, то чья правда — это действительно правда, а чья ложь — это ложь? Мы же понимаем, что может произойти ненамеренное искажение информации или намеренное «приукрашивание» фактов. Это тоже относится к категории лжи?
Меня, например, и в отношении лжи и вообще, больше беспокоит тотальное отсутствие ответственности у «взрослых» людей. Когда ты «маленький», живешь в СССР и тебя воспитывают, то аксиомой представляется то, что все взрослые ОЧЕНЬ ответственны. А на поверку, выясняется, что 80% людей не то, что за свои дела, а и за слова отвечать не хотят. И колоссальную роль в этом процессе «обезответствования» людей играет интернет и виртуальное общение!
Diverso,
Эх, Натали... Весь мир театр, а люди в нем актеры!
К Сократу прибежал человек и говорит:
— Слушай, Сократ, должен тебе сказать, что твой друг...
— Подожди, подожди, — перебил Сократ. — Просеял ли ты то, что хочешь сказать мне, через три сита?
— Какие?
— Первое — это сито правды: то, что ты хочешь сказать, — это правда?
— Не знаю, я так слышал...
— Достаточно! А просеял ли ты эти свои слова через сито доброты? Действительно ли то, что ты хочешь мне сказать, — это что‑то доброе, созидающее?
— Не знаю. Наверное, нет!
— Гм, ну, тогда просеем еще через третье сито: так ли уж необходимо, чтобы ты сказал мне то, с чем приходишь?
— Нет, необходимости в этом нет!
— А значит, — сказал мудрец, — если в этом нет ни правды, ни доброты, ни необходимости, то оставь это! Не говори и не обременяй этим ни меня, ни себя.
Аркадий Аверченко.
Ложь
Трудно понять китайцев и женщин. Я знал китайцев, которые два-три года
терпеливо просиживали над кусочком слоновой кости величиной с орех. Из этого
бесформенного куска китаец с помощью целой армии крохотных ножичков и
пилочек вырезывал корабль - чудо хитроумия и терпения: корабль имел все
снасти, паруса, нес на себе соответствующее количество команды, причем
каждый из матросов был величиной с маковое зерно, а канаты были так тонки,
что даже не отбрасывали тени, - и все это было ни к чему... Не говоря уже о
том, что на таком судне нельзя было сделать самой незначительной поездки, -
сам корабль был настолько хрупок и непрочен, что одно легкое нажатие ладони
уничтожало сатанинский труд глупого китайца. Женская ложь часто напоминает
мне китайский корабль величиной с орех - масса терпения, хитрости - и все
это совершенно бесцельно, безрезультатно, все гибнет от простого
прикосновения.
Чтение пьесы было назначено в 12 часов ночи. Я приехал немного раньше
и, куря сигару, убивал ленивое время в болтовне с хозяином дома адвокатом
Лязговым. Вскоре после меня в кабинет, где мы сидели, влетела розовая,
оживленная жена Лязгова, которую час тому назад я мельком видел в театре
сидящей рядом с нашей общей знакомой Таней Черножуковой.
- Что же это, - весело вскричала жена Лязгова. - Около двенадцати, а
публики еще нет?!
- Подойдут, - сказал Лязгов. - Откуда ты, Симочка?
- Я... была на катке, что на Бассейной, с сестрой Тарского.
Медленно, осторожно повернулся я в кресле и посмотрел в лицо Серафимы
Петровны. Зачем она солгала? Что это значит? Я задумался. Зачем она солгала?
Трудно предположить, что здесь был замешан любовник... В театре она все
время сидела с Таней Черножуковой и из театра, судя по времени, прямо
поехала домой. Значит, она хотела скрыть или свое пребывание в театре, или
встречу с Таней Черножуковой.
Тут же я вспомнил, что Лязгов раза два-три при мне просил жену реже
встречаться с Черножуковой, которая, по его словам, была глупой, напыщенной
дурой и имела на жену дурное влияние... И тут же я подивился: какая
пустяковая, ничтожная причина может иногда заставить женщину солгать...
Приехал студент Конякин. Поздоровавшись с нами, он обернулся к жене
Лязгова и спросил:
- Ну, как сегодняшняя пьеса в театре... Интересна?
Серафима Петровна удивленно вскинула плечами.
- С чего вы взяли, что я знаю об этом? Я же не была в театре.
- Как же не были? А я заезжал к Черножуковым - мне сказали, что вы с
Татьяной Викторовной уехали в театр.
Серафима Петровна опустила голову и, разглаживая юбку на коленях,
усмехнулась:
- В таком случае я не виновата, что Таня такая глупая; когда она
уезжала из дому, то могла солгать как-нибудь иначе...
Лязгов, заинтересованный, взглянул на жену:
- Почему она должна была солгать?
- Неужели ты не догадываешься? Наверное, поехала к своему поэту!
Студент Конякин живо обернулся к Серафиме Петровне.
- К поэту? К Гагарову? Но этого не может быть! Гагаров на днях уехал в
Москву, и я сам его провожал.
Серафима Петровна упрямо качнула головой и с видом человека, прыгающего
в пропасть, сказала:
- А он все-таки здесь!
- Не понимаю... - пожал плечами студент Конякин. - Мы с Гагаровым
друзья, и он, если бы вернулся, первым долгом известил бы меня.
- Он, кажется, скрывается, - постукивая носком ботинка о ковер,
сообщила Серафима Петровна. - За ним следят.
Последняя фраза, очевидно, была сказана просто так, чтобы прекратить
скользкий разговор о Гагарове. Но студент Конякин забеспокоился:
- Следят??! Кто следит?
- Эти вот... Сыщики.
- Позвольте, Серафима Петровна... Вы говорите что-то странное: с какой
стати сыщикам следить за Гагаровым, когда он не революционер и политикой
никогда не занимался?!
Серафима Петровна окинула студента враждебным взглядом и, проведя
языком по запекшимся губам, раздельно ответила:
- Не занимался, а теперь занимается. Впрочем, что мы все: Гагаров да
Гагаров. Хотите, господа, чаю?
Пришел еще один гость - газетный рецензент Блюхин.
- Мороз, - заявил он, - а хорошо! Холодно до гадости. Я сейчас часа два
на коньках катался. Прекрасный на Бассейной каток.
- А жена тоже сейчас только оттуда, - прихлебывая чай из стакана,
сообщил Лязгов. - Встретились?
- Что вы говорите?! - изумился Блюхии. - Я все время катался и вас,
Серафима Петровна, не видел.
Серафима Петровна улыбнулась.
- Однако я там была. С Марьей Александровной Шемшуриной.
- Удивительно... Ни вас, ни ее я не видел. Это тем более странно, что
каток ведь крошечный, - все как на ладони.
- Мы больше сидели все... около музыки, - сказала Серафима Петровна. -
У меня винт на коньке расшатался.
- Ах так! Хотите, я вам сейчас исправлю? Я мастер на эти дела. Где он у
вас?
Нога нервно застучала со ковру.
- Я уже отдала его слесарю.
- Как же это ты ухитрилась отдать слесарю, когда теперь ночь? - спросил
Лязгов.
Серафима Петровна рассердилась.
- Так и отдала! Что ты пристал? Слесарная по случаю срочной работы была
открыта. Я и отдала. Слесаря Матвеем зовут.
Наконец явился давно ожидаемый драматург Селиванский с пьесой,
свернутой в трубку и перевязанной ленточкой.
- Извиняюсь, что опоздал, - раскланялся он. - Задержал прекрасный пол.
- На драматурга большой спрос, - улыбнулся Лязгов. - Кто же это тебя
задержал?
- Шемшурина, Марья Александровна. Читал ей пьесу.
Лязгов захлопал в ладоши.
- Соврал, соврал драматург! Драматург скрывает свои любовные
похождения! Никакой Шемшуриной ты не мог читать пьесу!
- Как не читал? - обводя компанию недоуменным, подозрительным взглядом,
вскричал Селиванский. - Читал! Именно ей читал.
- Ха-ха! - засмеялся Лязгов. - Скажи же ему, Симочка, что он попался с
поличным: ведь Шемшурина была с тобой на катке.
- Да, она со мной была, - кивнула головой Серафима Петровна, осматривая
всех нас холодным взглядом.
- Когда?! Я с половины девятого до двенадцати сидел у нее и читал свою
"Комету".
- Вы что-нибудь спутали, - пожала плечами Серафима Петровна.
- Что? Что я мог спутать? Часы я мог спутать, Шемшурину мог спутать с
кем-нибудь или свою пьесу с отрывным календарем?! Как так - спутать?
- Хотите чаю? - предложила Серафима Петровна.
- Да нет, разберемся: когда Шемшурина была с вами на катке?
- Часов в десять, одиннадцать.
Драматург всплеснул руками.
- Так поздравляю вас: в это самое время я читал ей дома пьесу.
Серафима Петровна подняла язвительно одну бровь.
- Да? Может быть, на свете существуют две Шемшуриных? Или я незнакомую
даму приняла за Марью Александровну? Или, может, я была на катке вчера.
Ха-ха!..
- Ничего не понимаю! - изумился Селиванский.
- То-то и оно, - засмеялась Серафима Петровна. - То-то и оно! Ах,
Селиванский, Селиванский...
Селиванский пожал плечами и стал разворачивать рукопись. Когда мы
переходили в гостиную, я задержался на минуту в кабинете и, сделав рукой
знак Серафиме Петровне, остался с ней наедине.
- Вы сегодня были на катке? - спросил я равнодушно.
- Да. С Шемшуриной.
- А я вас в театре сегодня видел. С Таней Черножуковой.
Она вспыхнула.
- Не может быть. Что же, я лгу, что ли?
- Конечно, лжете. Я вас прекрасно видел.
- Вы приняли за меня кого-нибудь другого...
- Нет. Вы лжете неумело, впутываете массу лиц, попадаетесь и опять
нагромождаете одну ложь на другую... Для чего вы солгали мужу о катке?
Ее нога застучала по ковру.
- Он не любит, когда я встречаюсь с Таней.
- А я сейчас пойду и скажу всем, что видел вас с Таней в театре.
Она схватила меня за руку, испуганная, с трясущимися губами.
- Вы этого не сделаете!
- Отчего же не сделать?.. Сделаю!
- Ну, милый, ну, хороший... Вы не скажете... да? Ведь не скажете?
- Скажу.
Она вскинула свои руки мне на плечи, крепко поцеловала меня и,
прижимаясь, прерывисто прошептала:
- А теперь не скажете? Нет?
После чтения драмы - ужинали.
Серафима Петровна все время упорно избегала моего взгляда и держалась
около мужа.
Среди разговора она спросила его:
- А где ты был сегодня вечером? Тебя ведь не было с трех часов. Я с
любопытством ждал ответа. Лязгов, когда мы были вдвоем в кабинете,
откровенно рассказал мне, что этот день он провел довольно беспутно: из
Одессы к нему приехала знакомая француженка, кафешантанная певица, с которой
он обедал у Контана, в кабинете; после обеда катались на автомобиле, потом
он был у нее в Гранд-Отеле, а вечером завез ее в "Буфф", где и оставил.
- Где ты был сегодня?
Лязгов обернулся к жене и, подумав несколько секунд, ответил:
- Я был у Контана. Обедали. Один клиент из Одессы с женой-француженкой
и я. Потом я заехал за моей доверительницей по Усачевскому делу, и мы
разъезжали в ее автомобиле - она очень богатая - по делу об освобождении
имения от описи. Затем я был в Гранд-Отеле у одного помещика, а вечером
заехал на минутку в "Буфф" повидаться с знакомым. Вот и все.
Я улыбнулся про себя и подумал: "Да. Вот это ложь!"