Я не знаю почему, но чувствую себя в публичных местах более хорошо и свободно, чем дома. Хотя с моими вечными передвижениями домом назвать какое-то место очень сложно. Вот и сейчас я сижу в каком-то пабе.
Передо мной стоит весьма банальный граненный стакан с коктейлем из ста грамм виски Jameson и Pepsi Cola. Мне подали Pepsi по ошибке вместо яблочного сока. Такую бутылку, как эта я не видел с седьмого класса. Тонкая, с изгибами по бокам, синим ярлычком, на котором такие же синие буквы на красном фоне гласят "Pepsi Cola". Ретро-буквы на ярлыке вернули меня в детство. Я словно снова там, в мелком розничном магазине начала девяностых годов, открываю сладкую шипучку и в первый раз чувствую, как ее пузырьки разрываются на языке. Боже храни того, кто ее придумал.
Бармен принес лимон. Я против правил русского языка. Например, существует слово секретарь, но нет слова секретарша. Есть слово педагог, но нет - педагогша. Попахивает сексизмом. Также и с барменом. На самом деле передо мной барменша.
Ее черные длинные лохматые волосы смешным хохолком вздыбились на затылке. Она сосредоточено наблюдает за тем, как пиво, бьющее из бронзового кранчика, наполняет бокал в ее руках. Для меня бармен - почему-то вечно молодая профессия. Но на лице этой женщины читаются двадцать пять-тридцать лет прожитой жизни. Опасаясь получить по лицу, задаю вопрос о возрасте. Двадцать четыре года. Нужно было смотреть в глаза, а не на лицо. В глазах ей восемнадцать. Я улыбаюсь. Она невольно улыбается в ответ, и я физически чувствую, как поднимается ее настроение.
Подлетает официантка. Спрашивает: " Amaro Monino" - это коньяк?". Я невольно прыскаю со смеху.
"-Нет, это ликер", - неуверенно отвечает бармен. Разве можно работать в этой среде и не разбираться в напитках?
- Зачем вы пишете? - задает вопрос бармен. Она с интересом наблюдает за судорожно дергающейся ручкой в моей руке и шевелящимися губами, пробующими слова на вкус.
- Зачем люди дышат? - спрашиваю я, не отрывая глаза от строк, которые пишу. Чувствую ее неподдельный интерес, но она не продолжает диалог.
У нее интересная улыбка. Один краешек рта приподнимается вверх, в то время, как другой опускается. Выглядит очаровательно и мило. А когда она серьезна, ее губы смешно изгибаются уголками вниз. И при этом ее лицо все равно выражает безграничное добродушие ко всему миру в целом. А еще у нее зеленые глаза. Мой любимый цвет глаз. Но те глаза, которые я люблю сейчас далеко от меня, что меня очень печалит.
Господь создал множество чудесных вещей на свете. Например, виски. Это невыразимое блаженство, когда коктейль щекочет тебе язык взрывами пузырьков, а потом проваливается в горло горьким и в тоже время сладковатым вкусом. А потом еще долгое время обоженное горло хранит воспоминания о вкусе напитка. Это невыразимое блаженство. Хотя я его выразил.
Я люблю писать в барах. Наедине со своим напитком я наблюдаю за жизнью людей вокруг. Как-будто я никто, как-будто я невидимка, объективный наблюдатель, сквозь призму алкоголя разглядывающий людей.
А еще мне нравится сидеть за барной стойкой и разглядывать бутылки, ровными рядами украшающими полки. Martini, Campari, Becherovka, Tequila, Jhonny Walker, Jim Beam, Jack Daniels, Chivas Regal, Malibu. Все эти напитки мне так знакомы. Все они мои близкие друзья.
Надо мной из колонок льется музыка БИ-2: "...Она на своих плечах держит шар земной...". Становится чуть-чуть грустно. Я чувствую, как улыбка покидает мои губы, но не насовсем. Она сохраняется в уголках рта, готовая в любой момент снова возникнуть.
Я пробую делать наброски в продолжение "Антихриста".
"Война. Война никогда не меняется. Это бессмертная фраза из компьютерной игры "Fallout" верно отражает противостояние религии со свободными людьми. Наша война длилась даже не годы. О каких годах может идти речь, если все люди, свободные от идеологии заплесеневелого христианства являются поклонниками нашей религии? Что мы даем людям? Секс, свободу, деньги, власть. Все то, о чем мечтает каждый из них. О какой войне можно говорить? Почти все сдаются без боя. Кроме Ватикана. И то его сопротивление носит характер борьбы за власть, а не за души людей. А еще есть протестантизм. Эта горькая твердая кость в горле нашего победоносного шествия. Протестанты - сообщества сами в себе. Без центра в Риме, которым можно было бы управлять, но и не настолько бездуховные, чтобы не обращать на них внимание".
Перечитал эти строки. Не вдохновляют. Скорее всего я не включу их в книгу. Они какие-то неискренние, а я ненавижу писать неискренне. Если я когда-нибудь напишу неискренне, распните меня как Христа пожалуйста.
В очередной раз взглянул на себя в зеркало. Долго смеялся. В зеркале появился незнакомый мне бородатый добродушный мужчина с улыбающимися серыми глазами.
Черт подери! Необходимо законодательно запретить девушек с ужасающе короткими юбками и холодными глазами, взгляд которых разбивает сердце ничуть не меньше, чем взгляд на их промежность, выглядывающую при ходьбе на каждом шаге.
Мечтаю писать, как Хемингуэй. А все выходит по моему. По котовски.
+3
. Оказывается можно и пописать чего‑то )
зачем?
