Большая Тёрка / Мысли /
Где‑то Любовь, а где‑то Презрение;
где‑то есть Радость, а где‑то Печаль:
где‑то есть Тьма, и есть Озарение, -
где‑то есть Совесть и чуждая Даль.
Где‑то вчерашнее есть Настоящее,
где‑то в мечтах Ты увидешь Судьбу:
где‑то ленивый черпает всегдашнее
странное чувство «идущих ко дну.»
Где‑то улыбка, и фунт Невезения;
где‑то Раскольник, а где‑то Фанат:
где‑то смешливому быть настроению, -
где‑то не верят, а где‑то хамят.
Где‑то, когда‑то, и с кем где попало;
где‑то вчерашнему чувству подстать:
что‑то нашёл, иль что‑то пропало, -
знать бы всё то, — да и Умным не нать!..
Не боюсь я Тебя, — убоюсь лишь себя,
словно кто‑то мне в Душу нагадил:
да и Бог им судья, в мире много нельзя, -
да и кто же нам правила ладил ?
Нам без правил бы жизнь,
нам без правил бы смерть, -
только выбора мало, поверь мне;
коль не хочешь Ты жить, -
не впадай в круговерть
и не слушай чужие поверья.
До Судьбы только шаг, шаг не признанных истин;
это то, что не каждый сумеет :
это юность Твоя, — как бы Суд и Судья, -
на досуге о том поразмысли...
Любовью впрок не запастись,
в ней нет пороков необычных;
в ней каждый Рыцарь, Дама, Бог:
и ничего в ней не обычно;
и как мне, кажется, плестись
в хвосте у ней — так мало прока:
ведь если любишь — годен вниз
шагнуть, и даже — без пророка!
В ней нет ни рамок, и ни срока,
в ней чувства полон дикий сад:
в Душе, где каждый пишет строки, -
коим обманываться рад;
и даже слухи, иль сомненья,
иль реки, полные вранья
не уготовят вожделенно
влюблённым почву для себя.
Любовью впрок не запастись,
в ней как всегда, не всё обычно:
уж если любишь, — поделись, -
хотя для многих — не привычно...
Где -то есть полдень, где‑то рассветы,
где‑то туманная серая мгла:
здесь ничего, кроме жаркого ветра, -
да золотого местами песка.
Жаркие губы от солнца увяли
и раскалённый песок на зубах:
а миражи уж немного достали, -
водную гладь колыхая в глазах.
Мне бы немножечко хладной водицы,
из родника в кучерявом лесу:
иль на минутку в снегу очутиться, -
или проснуться в клеверном стогу.
Жадно барханы глотают мой след,
капли последние бьются во фляге;
только вот тень не готовит побег:
тихо плетётся, — как будто в засаде.
Где‑то есть ночь, и прохладное утро,
где‑то вода заливает поля:
мне бы до них не далёко, как будто, -
там, за барханом, встречают меня...
Фонарь качается от ветра,
и тени бегают в углу:
мне так не хочется, поверьте
коней менять на всём скаку.
Ведь жизнь ущербною была,
когда её не отмечал, -
и стала полною весьма
тогда, как Вас я повстречал.
Как долог путь к себе, как рваны километры:
от них в Душе становится темней;
но к Вам спешу, пожалуйста, поверьте, -
хотя мне жаль от Вас свободных дней...
Родная, милая надежда
покинула проклятый дом,
и только рваная одежда
как боль, валяется кругом.
Застираны носки в кастрюле,
и сварен суп на киселе:
тот свет, вселившийся в июле, -
к апрелю съехал в темноте.
И зарешечены окошки;
замок на двери — автомат.
Срываюсь я на бедной кошке, -
что гадит мне на всё подряд...
Был бы я с Тобою связан
скажем:клятвой Бюрократа,
или тайной извращенца
посреди Твоих красот...
Или был бы я калекой,
хромоногим и горбатым,
и подглядывал украдкой
тела Твоего полёт...
Был злодеем и дебилом,
и ловил Тебя в подъездах,
на кулак мотая сопли
и дыша Тебе в плечо...
Если б Ты меня убила, -
я б в гробу лежал разверстом,
и из гроба корчил рожи,
звал Тебя, — просил ещё...
Был бы гадом оголтелым:
да кому ж какое дело!
Хоть последней пьяной тварью
в чёрном кожаном пальто...
Может зря, моя невеста,
я сегодня водку трескал, -
и упав в пальто с балкона
под трамвай не угодил...
Скучные сцены, стандартные лица, —
чей же сценарий? Боюсь ошибиться:
герои всё те же, несчастные судьбы,
и вовсе нескоро мы их позабудем.
Музыка вечна, и ритм бесподобен,
с каждой минутой мы что‑то находим:
если не в пьесе, то в жизни, конечно, —
только бы быть, — и как можно успешней.
Не тратить минуты на слухи, скандалы,
счастье не мыкать в душевных подвалах:
не расставаться, себя не расстратить, —
может не жить, и не мять бы кроватей?
Вечны вопросы о поисках Истин:
что нам герои? Мы сами без смысла...
И смех, и грех, иль просто любопытство
меня всегда влекло к Вам, юная мамзелль:
я к Вам пришёл, — а Вы умчались быстро, -
оставив мне в углу виолончель.
На ней я не играл, — всё более на нервах,
извольте знать, как правило, — чужих:
но может быть играл, скорее, — скверно
в глазах заплаканных, до боли не своих.
Вы мне простите, не хотел обидеть,
смущать Вас, право, тоже не хотел:
меня Вы можете, конечно, ненавидеть, —
я Вас хочу, и это мой удел...
Я ненавижу Вас, во мне кипят пороки, —
в полночный час, и в сизой полумгле
растают сны, и не дожив до срока
умрут мечты и тайны обо мне.
И каждый час, и каждую минуту
я Вам и не устану повторять: —
«Забудьте Вы меня, пожалуйста, — забудьте:
не так уж дорог Вам, — мне нечего терять!»
Я наглым был, и очень своенравным,
я Вас по сути просто не любил:
а мог бы быть, наверно — благодарным, —
когда б я Вам измены все простил.
Да что измены: право же, — пустое!
На это можно было бы закрыть глаза:
разнообразен мир, и поиск в нём — благое!
Так пусть от жажды только катится слеза...