Большая Тёрка / Мысли /
В какой то деревеньке, жил был один кузнечик, -
совсем как огуречик зелененький он был.
А почему зеленый, об этом мы не скажем...
он видно много водки, намедни засадил.
И с будуна, проспавшись, он вышел продышаться,
по травке прогуляться, букашек погонять:
а если попадется зеленая Лягушка, -
то и ее б неплохо, на кой куда послать.
Он только сел на травку, в траву засел кузнечик,
ну просто облегчиться, вдруг что то захотел:
как вдруг перед собою, случится же такое!
Кузнечик наш зеленый, Лягушку углядел.
"Чаво ты тут расселся?! Кустов, что ль не хватает?!
Опять же ты мешаешь, букашечкам гулять!"
А наш кузнечик гордо, лягушке отвечает: -
“А мне на вас гражданка, ну попросту плевать!”
От этакого хамства, Лягушечка вскипела,
забывши про диету, сожрала кузнеца:
не думал не гадал он, никак не ожидал он, -
ну просто не предвидел, такого вот конца.
Мораль у этой песни, ну просто очевидна: -
“Не надо быть засранцем, как этот вот кузнец!
А то поверь, дружочек, присядешь на лужочек, -
появится Лягушка: и тут тебе конец!..
Воспоминания о детстве...
кто может хвастать хоть одним?
У многих просто скверное наследство, -
и даже в зрелости бывает нелюдим.
Обиды детские проходят,
и в день хороший помнятся с трудом:
а в день ненастный к памяти восходят, -
картинкой чёрно‑белой красят дом.
А праздники и дни рожденья, сласти,
секреты, тайны первые Любви, -
всегда расчерчены линейкою на части:
как мало их бывает у Судьбы.
И первые шаги в людское поле,
и первый поцелуй на утренней заре, -
в сердцах у нас имеют счастья долю:
и тихий плач в кладбище, в суете...
Ну, привет, мой диван разнесчастный!
Как знакома мне кожа твоя;
на пружинах твоих разномастных
забывается вся суета.
Много женщин ласкали здесь кожу,
обливали вином средь ночи:
много дум перевиделось всё же, -
и мерещились черти почти.
Ты не скрипом своим волновал,
а музыкой сладкой пружин:
много женщин со мною узнал, -
а теперь ты стоишь недвижим.
И не ждёшь ничего, — ни обновы,
ни ласковых женских ты рук:
вот за это куплю тебе новый, -
не потёртый местами сюртук.
Не смотри на меня, не скрипи:
я шутить не люблю, — ты же знаешь;
ты уж лучше сейчас помолчи, -
знаю, знаю: без женщин страдаешь!..
Мне надоело быть ретивым,
косить траву, где лишь сорняк:
меня назвали Вы ленивым, -
да, боже мой, — пусть будет так!
Я расторопным был не в меру,
спешил всегда, коль звали Вы:
Вы говорили: — «Жизнь на нервах!»
И разрушали все мосты.
А я их холил, возводил,
и ремонтировать пытался:
но боже мой, как глуп я был, -
чего искал, — того дождался!
Теперь Вы ищете меня,
и слёзы строчки размывают:
- «Зачем я Вам? Мы не родня!
Слезами к смеху не взывают!..»
Немногим Ты была мила,
и голоском своим сварливым
меня сводила Ты с ума:
а я был псом : — «Ужасно милым!»
Я руку барскую лизал,
вилял хвостом, не выть старался:
но вот однажды я устал, -
порвал ошейник и смотался.
А путь решений был не прост,
но мне единственным казался:
Твоих мне жалко было слёз, -
хотел вернуться, но — боялся.
Брожу теперь один, свободен,
и на Тебя гляжу, как тролль:
хоть иногда слегка голоден, -
но на помойке я — Король...
Когда Тебя ударят по щеке, -
молчи, но левую подставь:
и не ищи ответа не в себе,
а лучше голову поправь.
Далёка жизнь от Идеала,
к нему стремимся мы всегда:
Любовь не ищет где попало, -
а может в этом и беда?
Искать того, что мы не видим,
нам с детства Разум говорит:
и ищем то, что ненавидим, -
и не всегда Любовь творит.
Подчас она, как Гений злой,
нам Душу, сердце разрушает:
в сомненьях мы живём порой, -
и лишь со Смертью всё стихает.
Так создан Мир. Один вопрос
терзает Разум в упоеньи:
- «О, человечек, Ты подрос!
Но где Твои во тьме прозренья?
Что ищешь Ты, гонимый Страхом,
в Любови странной, но живой:
усилий бег вернётся Прахом, -
коль не порядок с головой."
Когда Тебя ударят по щеке,
молчать не нужно, — лучше пой:
не ставь Ты левую во тьме, -
уж если быть — так быть собой!..
Красный проспект, три часа ночи,
мало машин, на асфальте — вода:
может проедем и не намочем
мы пешеходов, — спешащих всегда.
Дроссель до пола, рывок, и резина
из‑под колёс догоняет меня;
и я качусь, как по рельсам дрезина:
всласть насладиться, — здоровьем шутя!
Мимо огни пролетают стоп‑кадром,
узкий обзор между стоек окна:
скорость, свобода, — вот что мне надо, -
адреналина взрывная волна.
Вот развернуло, и сразу, — испарина,
а по спине уж бежит холодок;
выбрал я путь, и возможно — не правильный:
в сердце — колонка, в глазах — уголёк...
Не торопись, мой Друг, не торопись;
сбежать, конечно, Ты всегда успеешь:
назад тихонько просто обернись, -
и расскажи о том, о чём жалеешь.
Года прошли впустую, — понимали,
но это были лучшие года:
с Тобою, Друг, мы горя мало знали, -
и расставанье — вешняя вода.
И у Тебя, и у меня в Душе осадок,
он не даёт спокойно, просто жить:
кусочек правды горек был и сладок, -
не стоит нам друг друга в том винить.
Нам расставанье предначертано Судьбою,
она всегда бывает правой и смешной:
иди, мой Друг, — я заберу с собою
всё то, — что так и не было водой...
Стена, свеча, хрусталь бокала,
на дне полощится слеза:
- «Ну, здравствуй, Грусть, — меня поймала
твоя корявая рука!»
Ты подожди, — не тронь во мне,
не дёргай струны вдохновенно:
на величавом скакуне
в Душе не прыгай Ты надменно.
Ведь я не раб Тебе, - приспешник;
ну, Соучастник, — может быть:
не трогай сердца Ты подсвечник, -
пускай свеча во мне горит.
Я может странным иногда
Тебе немножечко казался:
была в Главе моей пурга, -
но я ведь с ней давно расстался.
Нет, не с Главою, — Ты не смейся:
как можешь здесь смеяться Ты?
Ты Грусть — моя, и не надейся, -
я не забыл Твои черты.
Свеча, стена, на дне бокала
осадком мутная слеза, -
как хорошо, что ускакала
в подполье хмурая Тоска!..
Рука коснулася руки
и искра быстро пробежала:
в глазах поплыли огоньки, -
в Душе растаял снег лежалый.
В трамвае жёлтеньком давно
я не был, право, и не помню:
когда мне было хорошо, -
я этот миг сейчас восполню.
У Вашей шляпки окоём
обзор закрыл моим глазам:
хотелось знать бы обо всём, -
что близко Вам, и верить Вам.
Улыбкой хитрою меня
пленили Вы, зачем — не знаю:
я в круге солнечном стоял, -
себя не чувствовал, теряя.
Я рассыпался на слова,
и шуткам края я не видел:
ну, что за Дама, — так мила!
Ах, если б я конец предвидел!
Ну что, красавец дорогой, -
билетик будем брать?
И взглядом облила водой:
- «Да, да, кондуктор! Твою мать...»
В сад душевный открытые двери:
за порогом отбросьте печали;
всё, что сделать со мной не успели, -
Вы оставьте, коль можно, — в начале.
Нежданною гостьей, незванною песней,
ко мне не вторгайтесь, прошу тихо Вас:
я снова уйду, может быть, — в поднебесье, -
а может, — умру, в предрассветный сей час.
А может сбегу, как последний дурак,
и буду слоняться в горах, или весях:
со мною несчастливы будете так, -
что будет и Вам Мир казаться без песен.
Зачем это всё, за что наказанье:
ужели за то, что поддатливым был?
Вы мне не строчите, пожалуй, признанья, -
в холодном колодце — расстраченный пыл.
В сад душевный я двери прикрою,
за порогом табличку повешу:
«Всё, что было со мною благое, -
всё уснуло, — язык лишь подвешен...»
Девки, мальчишки,
изодраны книжки;
мальчик в проулке
написал в штанишки;
вот и смеётся — это забава:
праздник в России
Ивана Купала;
фляжки, кастрюли,
бутылки и вёдра, -
то и гляди:
обольют по дороге;
мокрым бежишь,
но с улыбкой до уха:
солнцем обсушит
и счастлив: вот пруха!
Как хорошо,
что не в море купался,
сырость хотел, -
ну вот, — и дождался:
нет ни горячей воды,
ни холодной, -
дома в трубе
водопроводной...
Вы молоды, Вас радуют:
увы, красотка Ксения!
Вас мама с папой балуют, -
в Душе пора весенняя.
А я, — старик озлобленный,
забыты напрочь правила:
заботами изгорбленный, -
от них‑то кто избавил бы?
Смеяться мне не хочется,
кривляться уж, — тем более:
ко мне Вы всё по отчеству, -
подушку в изголовие.
Ремень на стул, — штанину вниз,
и шприцем точно в ягодицу:
о, Боже мой, я сразу скис, -
вот это да, вот то — девица!..
Дождь по крыше такси барабанит,
размывая градской беспредел, -
тихо что‑то таксист напевает:
а я в пробке, — опять не у дел.
На стекле шьют узоры и лилии
капли серого утром дождя:
до конца б поездки не смыли бы
воспоминания, — грусть наводя.
Капли летние, мутные, серые;
надоела мне их круговерть, -
я в такси еду словно по Северу:
мне б к вокзалу из пробки успеть .
Там ждёт мягкий вагон, и с удобствами;
гранённый стакан на столе:
там мне б выпало счастье способствовать, -
поучаствовать в чьей‑то Судьбе.
Видно, дождик зарядит до вечера,
тучи по небу мягко ползут:
- «До чего невезучий‑то вечно я!» -
мысли сами собою текут.
Дождь по крыше такси барабанит,
грусть порою меняя на смех:
что‑то тихо таксист напевает, -
чередуя слова про успех...
Как хорошо быть квадратным,
никто не посмеет катать:
как хорошо быть приятным, -
неучем Вас не назвать.
Как хорошо быть круглым,
Вас не сможет никто кантовать:
как хорошо быть занудным, -
непросто от Вас убежать.
Как хорошо треугольным,
в угол поставил — ушёл:
как хорошо быть безвольным, -
что потерял — не нашёл.
Как хорошо же быть плоским,
на Вас можно что‑то стругать:
как хорошо быть без «сноски,» -
нельзя же на Вас написать.
Как хорошо быть обычным,
с заметной фигурой своей:
как хорошо быть привычным
в мире хороших людей!..
Где‑то Любовь, а где‑то Презрение;
где‑то есть Радость, а где‑то Печаль:
где‑то есть Тьма, и есть Озарение, -
где‑то есть Совесть и чуждая Даль.
Где‑то вчерашнее есть Настоящее,
где‑то в мечтах Ты увидешь Судьбу:
где‑то ленивый черпает всегдашнее
странное чувство «идущих ко дну.»
Где‑то улыбка, и фунт Невезения;
где‑то Раскольник, а где‑то Фанат:
где‑то смешливому быть настроению, -
где‑то не верят, а где‑то хамят.
Где‑то, когда‑то, и с кем где попало;
где‑то вчерашнему чувству подстать:
что‑то нашёл, иль что‑то пропало, -
знать бы всё то, — да и Умным не нать!..
Утро ли, вечер, — хмарь или ясно?
В Душу сомнение вторглось напрасно:
кратко ли, долго, — 0 том я не знаю, -
шёл я до встречи, о чём‑то мечтая.
Так уж устроено, так уж выходит:
кто‑то теряет, а кто‑то, — находит.
Вот и моя Вы находка, я знаю, -
если молчать, — то я связь потеряю.
Как же не хочется, право, поверьте:
в дальний мне угол забросить поверья;
и сомневаться, искать иль тревожить, -
всё, что тихонечко Душу мне гложет.
Нет, суеверным я не был, и всё же, -
честным мне быть не предписывал Боже;
Истина ходит обычно кругами:
если найдёшь, — то пинаешь ногами.
Или словами, чтоб к ней подобраться:
даже найдя, — хочешь в ней сомневаться;
и обсуждаешь, и вновь в ней теряешь, -
всё, что нелепым подчас называешь...
Свеча горела на столе,
и ныло тело:
какое, впрочем, дело мне, -
какое дело?
Я без Вины давно виновен,
свеча погасла, спору нет;
к тому ж не буду многословен:
как Счастья не было, — так нет.
Его не в силах возродить
ни боль, ни страх и не усталость:
его лишь можно бы испить, -
но только с кем?..
Какая малость!..
Не боюсь я Тебя, — убоюсь лишь себя,
словно кто‑то мне в Душу нагадил:
да и Бог им судья, в мире много нельзя, -
да и кто же нам правила ладил ?
Нам без правил бы жизнь,
нам без правил бы смерть, -
только выбора мало, поверь мне;
коль не хочешь Ты жить, -
не впадай в круговерть
и не слушай чужие поверья.
До Судьбы только шаг, шаг не признанных истин;
это то, что не каждый сумеет :
это юность Твоя, — как бы Суд и Судья, -
на досуге о том поразмысли...
Любовью впрок не запастись,
в ней нет пороков необычных;
в ней каждый Рыцарь, Дама, Бог:
и ничего в ней не обычно;
и как мне, кажется, плестись
в хвосте у ней — так мало прока:
ведь если любишь — годен вниз
шагнуть, и даже — без пророка!
В ней нет ни рамок, и ни срока,
в ней чувства полон дикий сад:
в Душе, где каждый пишет строки, -
коим обманываться рад;
и даже слухи, иль сомненья,
иль реки, полные вранья
не уготовят вожделенно
влюблённым почву для себя.
Любовью впрок не запастись,
в ней как всегда, не всё обычно:
уж если любишь, — поделись, -
хотя для многих — не привычно...
Где -то есть полдень, где‑то рассветы,
где‑то туманная серая мгла:
здесь ничего, кроме жаркого ветра, -
да золотого местами песка.
Жаркие губы от солнца увяли
и раскалённый песок на зубах:
а миражи уж немного достали, -
водную гладь колыхая в глазах.
Мне бы немножечко хладной водицы,
из родника в кучерявом лесу:
иль на минутку в снегу очутиться, -
или проснуться в клеверном стогу.
Жадно барханы глотают мой след,
капли последние бьются во фляге;
только вот тень не готовит побег:
тихо плетётся, — как будто в засаде.
Где‑то есть ночь, и прохладное утро,
где‑то вода заливает поля:
мне бы до них не далёко, как будто, -
там, за барханом, встречают меня...
Фонарь качается от ветра,
и тени бегают в углу:
мне так не хочется, поверьте
коней менять на всём скаку.
Ведь жизнь ущербною была,
когда её не отмечал, -
и стала полною весьма
тогда, как Вас я повстречал.
Как долог путь к себе, как рваны километры:
от них в Душе становится темней;
но к Вам спешу, пожалуйста, поверьте, -
хотя мне жаль от Вас свободных дней...